Люди МИРа
Артемова Мария
Влад: Можете немного рассказать, в какой семье вы выросли, что за время это было, и какие люди вас окружали?
Мария: Я родилась в Москве в 1980, в год проведения Олимпиады, в смешенном браке. Моя мама Бушуева Мери - грузинка, а папа Юрий - русский. И так получилось, что я была единственным и долгожданным ребёнком. Родители говорили, что они меня очень ждали, поэтому я всегда чувствовала в детстве, что меня любят и поддерживают.
Моя мама вышла замуж будучи инвалидом. Так сложилось, что она за много лет до моего рождения попала в аварию и получила ампутацию правой ноги. Это было ещё в Грузии. Когда она приехала в Москву на протезирование, реабилитацию и лечение, она познакомилась с моим папой. Они поженились, и мама осталась жить в Москве.
Мама была очень деятельной и активной, несмотря на инвалидность первой группы. Она мечтала о новом протезе. В советское время протезы были грубоватыми и тяжёлыми. А ей хотелось выглядеть красиво и элегантно.И тогда она обратилась к Дикулю Валентину Ивановичу. Он сказал ей, что нужно заниматься спортом, причём в основном лёгкой атлетикой, марафонами. И мама начала заниматься.
Она достаточно поздно к этому пришла, ей было уже больше сорока лет.А мне на тот момент, было где-то девять. И вот с девяти лет я всегда ездила с ней, всегда её сопровождала. На всех соревнованиях и марафонах, я шла с ней рядом. Я, можно сказать, стала первым в СССР волонтёром.
И когда был марафон (42 км) в Королёве, мы с мамой шли вместе.
Я помогала ей на протяжении всей дистанции, а также в некоторых организационных моментах. Тогда она стала первой в России женщиной, прошедшей классическую дистанцию марафона на протезе, время в пути заняло более суток – 26 часов!
Вообще, не было ни одного соревнования в России, на котором бы мама была бы без меня. Только в Америке и в Австралии, меня не было рядом, т.к. я не выезжала за рубеж. Так получилось, что я выросла в клубе, в котором она занималась. В России (тогда СССР) клуб «Ахиллес» был основан в 1989 году, он был филиалом международного клуба, который создал американец, ампутант Ричард Траум.
Поскольку с самого детства видела людей с разными группами инвалидности, я уже знала, что это такое. Постепенно начала понимать у кого какая потребность. С тех пор прошло много лет.
И когда я сама стала мамой, постаралась объяснить детям, что существуют не только здоровые люди. Ещё в то время, когда мама была жива, со мной и своими внуками принимала участие в пробеге Бородино.Так же в этом пробеге участвовал и Дмитрий Павленко. Человек, который впоследствии стал для меня примером.
Однажды, мы с мамой поехали в Швецию вместе с группой детей. Одна половина детей была с инвалидностью, а другая - без. Но эти, здоровые ребята были из не благополучных семей. Они взаимодействовали друг с другом, помогая друг другу. Интересно.
Стоит упомянуть о том, что я с детства активно занималась танцами. 8 лет посещала занятия хореографией, а потом увлеклась грузинскими танцами. А также параллельно участвовала с мамой в марафонах.
Влад: А чем вы занимались после школы?
Мария: После школы, я пошла в институт, где закончила юридический факультет. Во время обучения меня направили на практику в Государственную Думу. Через некоторое время, ещё до окончания института, мне предложили работу . Уже на пятом курсе я совмещала и работу и учебу.
12 лет я проработала в аппарате Комитета Государственной Думы по обороне, затем перешла работать в Управление по работе с обращениями граждан.
Также параллельно занималась общественными делами, маминым клубом, да и спорт не бросала.
В Зеленограде я познакомилась с Дмитрием Павленко и Валерием Михайловичем Михайловским. Михайловский- вообще очень важный человек. Он повлиял на судьбы очень многих людей. В том числе и на судьбу моей мамы. Его уже нет, а его дело цветёт и продолжает жить.
Влад: А что для вас самое главное сказал Михайловский?
Мария: В 2008 года мы полетели на марафон в Нью-Йорк. В команду мама пригласила Валерия Михайловича в качестве волонтера. Немного подшучивая, она сказала ему: «Теория - это, конечно, хорошо, но теория без практики… Пусть Валерий Михайлович попробует сам пройти этот марафон вместе с нами». И мы поехали. В российской команде участвовал один молодой парень – Артур Гажаев из г.Грозного. Он ещё ребёнком потерял ногу, наступив на мину, марафон шёл на протезе. Валерий Михайлович и я были его волонтёрами. 42 километра - это очень большая дистанция и не подготовленному человеку пройти её сложно. Валерий Михайлович - врач, но никак не марафонец. И ему было очень сложно. Его поддерживало лишь то, что рядом с ним шёл человек, которому ещё сложнее. В конце дистанции, Валерий Михайлович от усталости не чувствовал ни рук, ни ног.
Когда он дошёл до финиша, то произнёс фразу, дословное звучание которой я не помню, но смысл её был в том, что пока ты сам не пройдёшь что-либо, ты этого не поймёшь.
Влад: Скажите, а национальность вашей мамы как-то повлияла на кухню, традиции и ваши семейные обычаи?
Мария: Конечно. Большое значение имеет какой национальности мама.
Это влияет на обстановку в доме, на жизненный уклад семьи, традиции, язык, на котором говорит, соответственно все это влияет на детей.
Например: мама научила меня грузинскому и мегрельскому языкам, песням, готовить грузинские блюда, очень люблю хачапури. А я, в свою очередь, стараюсь приучить к грузинской кухне уже своих детей. Я очень многому научилась у мамы. Она всегда была для меня примером.
Вопреки тому, что мама родом из Грузии, она всегда говорила, что очень любит русскую культуру. Особенно ей нравилась Москва. Я часто слышала от неё, что в Москве очень трудно, но в тоже время очень легко. А я не понимала, как это может быть одновременно?
Влад: Мария, а что вы можете рассказать про вашего отца?
Мария: Мой папа владел несколькими профессиями. Служил на флоте 3 года, а когда вернулся освоил электрогазосварку и уехал на БАМ. По возвращении в Москву работал таксистом, затем пожарным. Также работал в театре Дурова. Но больше всего я помню его за рулём, в такси. Он еще в детстве научил меня водить автомобиль. И я всегда водила с большим удовольствием вплоть до аварии. После неё интерес к вождению сам собой пропал.
Влад: Можете рассказать про ту аварию?
Мария: Я её не помню. Помню, как села за руль, как проехала эстакаду. А потом я уже на больничной койке. Хотя, если уж совсем подробно, находясь между жизнью и смертью, встретилась со своей, уже на тот момент покойной мамой. Мы с ней будто бы стояли на вокзале и ждали поезд. Я хотела поехать с ней, а она меня отговаривала и отправила домой. Очнулась я в реанимации. Я совершенно не помнила, как там оказалась.
Мне захотелось восстановить очерёдность событий. Сначала я не решалась этого делать. Но через полгода я решила всё же восстановить полную картину случившегося. Связалась с гаишниками. Во-первых, чтобы сказать им: «спасибо», а во-вторых, чтобы послушать, как это было.
Так же я встретилась с работниками МЧС, которые извлекали меня из покорёженной машины. Ещё я, конечно же, разыскала того доктора из скорой помощи, который сопровождал меня до больницы. Оказывается, я была в сознании, хотя я этого совсем не помню.
Влад: А когда вы были в сознании, вы говорили что-либо?
Мария: Не помню ничего. Мне о том, что я была в сознании говорил врач. А мой мозг решил удалить из памяти не нужную и травмирующую информацию. Болевой шок.
Влад: Когда вы поняли, что произошло, какие мысли пришли вам в голову?
Мария: Первая мысль была о том, что я очень проголодалась. Схожая ситуация случилась с мамой, когда она вышла из комы после ДТП. Она тоже была голодна, и ей захотелось блинов. А мне после выхода из комы захотелось хачапури. Когда мне принесли поесть, я поняла, что кроме маленького кусочка больше ничего съесть не смогу.
Потом я услышала слова доктора о том, что я попала в ДТП, но повреждений головного и спинного мозга нет. Больше мне тогда ничего не сказали. И я начала себя разглядывать. Увидела всюду бинты, пластырь во весь живот и металлические, можно сказать, оковы, в которых находилась.
Это были металлические фиксаторы для ног, необходимые для дополнительной фиксации в особо тяжёлых случаях. Позже, мне дозировано рассказали о полученных травмах. Потом встал вопрос моей реабилитации и решать его нужно было как можно скорей, ведь дома меня ждали дети.
Я подумала: «Господи, что я натворила? Я же чуть не умерла».
На сегодняшний день, у меня на левой ноге сделано семь операций, на правой - две, в которой установлен металлофиксатор с 18 шурупами. Можно сказать без сомнения: «Я - железная леди».
Влад: А какой у вас диагноз? Вы считаетесь колясочником, или всё же нет?
Мария: Я была колясочником первые полгода после аварии. У меня были травмы внутренних органов, ног и таза. Каждый раз говорю врачам: «спасибо, что собрали». Первые два с половиной месяца я провела лёжа. Потом пересела на коляску, а спустя время, начала осваивать костыли.
В прошлом году я решилась вынуть остиосинтез из левого бедра. Но у меня начались осложнения. Пришлось пройти заново очередные испытания.
Недавно мне сделали очередную операцию.
Влад: Скажите, а помогло ли вам в реабилитации то, что вы с детства общались с инвалидами?
Мария: Это сыграло большую роль. После аварии, я обратилась за помощью к некоторым друзьям, имеющим инвалидность просьбой разъяснить, какие средства реабилитации лучше выбрать, ведь у них опыт и практика.
Влад: Какая у них была реакция? Ведь вы были тем человеком, который помогал им.
Мария: Мне на тот момент нужна была практическая помощь. Меня интересовало множество вопросов. Например: какую коляску выбрать? Затем, какие костыли выбрать? И на многие, многие другие мелкие и не очень вопросы, мне хотелось получить ответы. Я брала себя в руки и постепенно адаптировалась к новой жизни. Спустя время, через год-два, мне самой начали звонить здоровые друзья, получившие разны травмы, перелом, или ещё что-то. Помогала и помогаю по мере своих сил и возможностей.
Стоит, пожалуй, ещё сказать, что инвалиды делятся на два типа. На тех, у кого инвалидность с детства, они не знают иной жизни, и на тех, которые получили инвалидность в результате травмы. Вторым, как мне кажется, сложнее. У них жизнь делится на до, и после. Так как они знают, другую жизнь. И полученная травма, конечно же, очень сильно влияет на психику: большое разочарование, обида, жалость, разные эмоции.
Ещё Валерий Михайлович уделял особое внимание не только травме физической, но и психологической. Травма - это огромный стресс для психики.
Влад: А было ли у вас какое-то отчаяние или даже депрессия?
Мария: Когда дети маленькие, некогда впадать в депрессию. Дети вообще лучшее лекарство. Впервые после аварии, они увидели меня лишь через полгода. Они приехали ко мне в реабилитационный центр. Когда я их увидела, то поняла, что мне киснуть-то некогда, детьми нужно заниматься, воспитывать их.Дочка как раз в первый класс собиралась, и мне нужно было включаться во все хлопоты. На жалость к себе времени просто не оставалось. К тому же в самые сложные моменты я говорила себе: «Это всё не вечно». И мне эта мысль помогала, грела душу, когда было особенно трудно. А когда мне было особенно тяжело, я молилась и просила у Бога дать мне сил пережить всё.
Влад: А за что вы сейчас благодарите бога, если молитесь, конечно?
Мария: Я благодарю его за то, что у меня есть семья и друзья. За то, что я с ними. Прошло уже три года, а они все со мной, И дети, и муж, и другие близкие люди. И я очень ценю это. Деньги и слава проходят рано или поздно, а настоящая любовь и поддержка, нет.
Влад: Не думали ли вы, что бог или судьба, как хотите, к чему-то подобному вас и готовили?
Мария: Не знаю, сейчас об этом сложно говорить. Ещё, может быть, рано делать подобные выводы. Возможно, это и было для чего-то нужно. Мне многие говорят, что я повторила судьбу своей мамы. Ведь мы обе пострадали в результате аварии. Но я всегда отвечаю на это, что несмотря на схожесть ситуаций, наши судьбы всё равно отличаются.
Влад: Скажите, а как объяснить человеку, получившему инвалидность, что нужно не жалеть себя, а пытаться адаптироваться к новым условиям и не сдаваться?
Мария: На самом деле, убедить очень сложно, но всегда важно знать, что ты такой не один. Другие прошли через этот путь, значит и ты сможешь. И когда я вижу ребят, вернувшихся с СВО, ставшими инвалидами, я пытаюсь своим примером показать, что не всё потеряно. Для меня таким примером был Дмитрий Павленко.
Влад: А вот скажите, мне известно, что вы знакомы с Эдвардом Билом, вы пересекались с ним кроме того раза?
Мария: Мы пересекались с ним трижды. В первый раз – в суде. Затем приезжал ко мне домой. На третий раз мы договорились встретиться в клубе «Ахилес».Чтобы он смог увидеть людей с разными группами инвалидности. Ведь инвалидом может стать абсолютно каждый человек, как бы это грустно не было.Через три года я узнала, что при падении с самоката он сломал ногу, получил осложнения. Надеюсь, он понял хоть чуточку, что пришлось пережить мне.
Влад: А какая была реакция Эдварда Била, когда вы привели его в «Ахилес», и он узнал, как может быть?
Мария: Он был немного в шоке. Так всегда бывает, когда человек раньше не сталкивался ни с чем подобным. И вдруг внезапно столкнулся с чем-то для него не понятным.
Влад: Мария, вы как человек, побывавший с обеих сторон и знающий жизнь до, и после. Назовите несколько пунктов, которые, на ваш взгляд, важны для людей, помогающих инвалидам, и для самих инвалидов, проходящих реабилитацию?
Мария: Прежде всего, информация. Здоровый человек не понимает инвалидов. Если в окружении здоровых людей появляется человек с инвалидностью, им нужно постараться понять потребности инвалида. Что ему нужно в тот или иной момент. Инвалиду же, в период адаптации, очень важна поддержка близких людей. Ведь понимание, что ты не один, помогает справляться с трудностями в особо тяжёлые минуты.
Влад: Нужна ли инвалидам социализация? И если нужна, как к ней сподвигнуть, если человек не любит по какой-либо причине общаться с людьми?
Мария: Очень важен характер. К каждому человеку нужен свой подход. Ведь все люди разные, и вопрос социализации для каждого индивидуален. Но я считаю, что нужна работа, или дело, которое нравится. Так же в момент реабилитации нужно учитывать, что конкретно важно для этого человека. Например, мы с Сергеем Савиновым ездили в Нью-Йорк на марафон, он бывший военный, получил серьезную травму головы, лишился зрения, частично слуха и фаланг пальцев во время разминирования устройства. Как-то он обмолвился, что очень хочет увидеть статую свободы. На что я спросила: «Так как ты на неё смотреть будешь, если не видишь?»
А он мне ответил, что просто хочет посмотреть на неё, и ему будет достаточно того, что я скажу, где она. Тогда я поняла, что это для него действительно очень важно. Мы сели на корабль и поплыли к статуе свободы.
Я говорила, куда ему нужно повернуть голову. Он раньше видел, поэтому начал представлять её у себя в голове.
А так, у меня нет больше советов. Главное не отчаиваться.