Павленко Дмитрий

Влад: Дмитрий, расскажите, пожалуйста в двух словах про себя. Как вас лучше представить нашим читателям?

Дмитрий: Меня зовут Дмитрий Павленко, по специальности психолог-реабилитолог, являюсь одним из руководителей нашей организации «Межотраслевой институт реабилитации», увлекаюсь различными активностями такими, как дайвинг, путешествия. Так же я руковожу некоторыми проектами нашей организации, которые направлены на реабилитацию людей после травмы. Несколько наших проектов поддерживает фонд президентских грантов.

Влад: Как вы получили травму, из-за которой и пришли потом в реабилитацию?

Дмитрий: Травму я получил второго марта девяносто девятого года. Во время учений я кидал гранату, был в белом маскхалате, а там рукав соединён с варежкой. Халат был большого размера и, когда я снял варежку и бросал гранату, она поймала её, как сачок. Граната взорвалась практически в руках. Дальше были госпиталя в Екатеринбурге и Москве, потом лечение, протезирование. Тогда я не понимал, как буду жить дальше. Тогда передо мной не было примеров того, как люди живут без рук и ног. Сейчас я консультирую ребят, прошедших через СВО, приезжаю в госпиталя, где они лежат. В такие моменты я часто вспоминаю себя сразу после полученной травмы. Когда я лежал в госпитале, я даже не умел  самостоятельно переворачиваться с одного бока на другой. Если вспоминать тот период, сравнивая его с тем, что я могу сейчас- это небо и земля.

Влад: что заставляло вас жить дальше и двигаться вперёд?

Дмитрий: Я пытался трезво оценить своё состояние. На тот момент мне было девятнадцать лет, а в этом возрасте хочется гулять, встречаться с девушками в общем жить полноценной жизнью, а я всего этого был лишён. Как жить, было неясно. Представлял, как вернусь к себе в посёлок, и не мог понять, что я там буду дальше делать. Девяносто пять процентов тех навыков, которые я за жизнь накопил, были мне недоступны.

Влад: была ли апатия, или ты сразу себе поставил цель реабилитироваться?

Дмитрий: С точки зрения сегодняшней психологии все переживают свою травму по-разному. Апатии не было, наоборот я чувствовал в себе дикое желание вернуться к нормальной жизни. Я сразу начал прикладывать много усилий к тому, чтобы вернуться. Когда лежал в госпитале, каждый день ходил на ЛФК и в качалку. После того, как мне сделали протезы, врач сказал, мол ты ходить не будешь. Я не понял, что он имеет в виду моё полное восстановление и стал постепенно учиться ходить на протезах. В какой-то момент понял, что встал на них довольно уверенно, но всё равно был ограничен. Сделали протезы рук, пришлось учиться заново писать, есть и тому подобное.

Я много ходил. Мне казалось, что если я научусь долго ходить, смогу вернуть себе часть жизни. Когда вернулся домой мы устроили сборы на более качественные протезы. Моя история наделала много шума, про неё говорили везде около двух лет, включая федеральные каналы. Помогали как простые люди, так и частные организации. Одной из них была московская фабрика «Свобода». Благодаря ей мне сделали протезы, на которых я мог ходить уже около трёх километров. К сожалению это не вернуло мне той мобильности, которая была до этого.

Это сейчас, являясь психологом-реабилитолагом, я могу оглянуться и проанализировать свой путь, а на тот момент многое делалось на бессознательном уровне. Сейчас мне совершенно ясно, что свою травму необходимо прорабатывать, а тогда всё сам. Несколько лет после произошедшего я не мог носить белый цвет. Долго пытался понять, с чем это связано. Во время моей проработки я вдруг осознал, что был в белом маскхалате во время взрыва. Как только я смог перевести этот факт из бессознательного в сознательное, для меня белый цвет стал нормальным.

Влад: помогали ли вам родители?

Дмитрий: Да. Мама со мной ездила по госпиталям, они помогали решать мне различные юридические вопросы. Когда вернулся домой, помогали со сбором на протезирование, пробивали какие-то съёмки на телевидение. Не могу сказать, что не было нюансов. Родители, особенно отец, не всегда соглашались с той позицией, что я должен вести активный образ жизни. Отец считал, с учётом стереотипов, что я и просто так могу спокойно лежать на диване. Я же придерживался другой точки зрения.

Влад: Что значит проработать травму?

Дмитрий: Любая наша психика, даже очень адоптированная, не готова к экстремальным воздействиям на неё. Человек сильно переживает момент случившейся с ним травмы. Чтобы дальше жить, выйти из этого замкнутого  круга, нужно её проработать. Человек должен понять, что с ним случилось, почему это произошло, принять эту ситуацию и идти дальше. Если этого всего не сделать, дальнейшая жизнь невозможна. Мне встречались люди, годами эту травму в себе носящие, живущие в ней и жалеющие себя, мне стало ясно- это не жизнь. Такое состояние я называю психологией выживания, а в тот момент у человека работают совершенно иные психологические механизмы.

Влад: После ранения вы сами стали заниматься реабилитацией других людей. Расскажите о ваших первых шагах в этой области.

Дмитрий: В 2005-ом году я попытался провести одну операцию, которая, как мне тогда казалось, вернёт часть моего функционала. Я находился в некоем состоянии ожидания чуда, а чуда не произошло. Я попал в реабилитационный центр для инвалидов и участников военных действий к Валерию Михайловичу Михайловскому. Центр был небольшой, всего на двенадцать человек. Сразу понравился подход, с которым в центре относились к людям. В 2005-ом году, чтобы чего-то добиться, нужно было прилагать много усилий не только со своей стороны, но и ломать стереотипы, которые тебе навязывало общество: ты можешь жить и так, ничего делать не нужно, лишние усилия ни к чему не приведут. В центре всё было наоборот. Ты мог проявлять инициативу и тебя поддерживали в любом случаи. Это делалось не только на формальном уровне. Люди, работавшие там, относились к тебе абсолютно искренне. После того, как я провёл там месяц, ко мне подошёл Валерий Михайлович и предложил стать реабилитологом. На тот момент я понимал, что мне самому необходима реабилитация, но, в то же время, я искал чем же мне заниматься в жизни. Думал поступить учиться на юриста или экономиста и в эту сферу деятельности даже не заглядывал. Подумав, решил попробовать. К тому же мне это дало бы возможность разобраться со своей травмой.

Дальше был определённый путь в виде получения психологического образования, открытия своей некоммерческой организации. Одновременно с этим я пошёл работать психологом. Для меня большой радостью была возможность работать с Валерием Михайловичем, который, по сути, являлся моим учителем. Я стажировался в центре под его началом. Я приезжал туда и работал по два- три месяца, как специалист. Были моменты, когда мои стажировки длились по пол года. Мне повезло. Учась я черпал знания не только из книг, но и мог всё это применить на практике.

Влад: Как вы реабилитировали других людей? Отличаются ли те методы, которые вы использовали, когда делал первые шаги, от того, что делаете сейчас, будучи уже опытным реабилитологом?

Дмитрий: Конечно же есть отличия. В реабилитации самое главное- позиция самого человека. Без его участия любая помощь невозможна. Второй фактор заключается в том, что человек пройдёт этот путь легче, если ему помочь. Нужно объяснить, что с ним происходит, рассказать о том, как из этой ситуации можно выйти. Для этого существуют различные психологические и психофизические механизмы. Сейчас существует гораздо больше доступных активностей, чем во время, когда я начинал. Через них мы пытаемся сделать всё, чтобы реабилитируемый смог прийти к активной жизненной позиции. Наша задача сделать так, чтобы человек хотел в каких-то мероприятиях принять участие, захотел работать, даже если у него нет возможностей. В 2005-ом я впервые пошёл работать в государственный центр. Изначально у меня не было этой возможности, но когда мне предложили там работать, я тут же согласился и очень долгое время там проработал. Если человек не будет ничем занят, он не выйдет из посттравматического состояния.

Влад: Как нужно мотивировать человека на то, чтобы он смог преодолеть свою травму? Были ли в вашей практики случаи, когда люди оказывались к этому абсолютно не готовы?

Дмитрий: Я не считаю себя мотиватором. В нынешнем понимании мотиватор- тот человек, который приходит к людям и говорит им мол смотрите на меня, мне намного хуже чем вам, но я живу полноценной жизнью. Это неправильный подход. У каждого человека своя мотивация. Понять, в чём она заключается, зацепиться за неё сложный процесс. Если к нам человек приходит уже замотивированный- это уже пятьдесят процентов успеха. Есть большой шанс, что мы сможем его вытащить, вернув к активной жизни. Если у человека нет мотивации, он ко мне не придёт. В таких случаях приходят его друзья, родственники, просят помочь. Бывают случаи, когда помочь не удаётся. Лично я к этому отношусь спокойно. Мы не боги, у нас есть процент людей, которых мы не вытащили, но большинству мы помогли. Процесс входа в травматическую ситуацию у всех один, реакции одни и те же, а вот процесс выхода у каждого свой. Есть триггер, за который можно потянуть и вытащить. Чем больше у тебя вариантов, которые ты можешь предложить человеку, чтобы он вернулся к нормальной жизни, тем эффективнее будет результат.

Влад: что для вас явилось тем самым триггером?

Дмитрий: Я всегда хотел жить нормальной, интересной жизнью. Так получилось, что психологи со мной не работали, пришлось самому во всё вникать. С другой стороны, если бы я нынешней пришёл бы к себе в девяносто девятом году, рассказал бы о всех возможностях, поделился бы информацией было бы намного легче. Одним из важнейших триггеров для всех является пример другого человека перед глазами. Не важно, мой ли это пример или людей, которые так же достигли каких-то вершин, добились результатов. Иногда достаточно просто рассказать что и как ты делал для достижения своих целей. Если сейчас посмотреть на меня со стороны, можно решить, что я абсолютно беспомощен, на самом деле я могу сделать девяносто пять процентов той работы, которую выполняет обычный человек. Это моя зона адаптации. Вначале я делал то, что было возможно в моей ситуации, потом стал усложнять себе задания и перешёл уже к более сложным вещам. Так же один из важных моментов в реабилитации заключается в том, что человек должен научиться чему-то новому. Это, как новый алгоритм, который поможет взглянуть на себя в новом свете.

Влад: Часто ли приходится общаться именно с семьями реабилитантов? Вообще родителей и других родственников нужно убеждать в том, что член их семьи, после травмы, сможет жить нормальной жизнью?

Дмитрий: Такая проблема будет всегда. Когда я ещё работал в Зеленограде, мы часто сталкивались с тем, когда к нам человек приезжает, месяц находится на реабилитации, мы его заряжаем, учим чему-то новому, но он приезжает домой и всё сходит на нет. В глазах близких и родственников он не изменился, поскольку они не видели его успехов, не наблюдали за процессом становления. Когда реабилитант возвращается к нам через год, мы видим, что тот опыт, который был наработан, просто испарился. Начинаем разбираться, сразу понимаем с чем это связано. Поскольку мы являемся некоммерческой организацией, мы можем придерживаться тех стандартов, которые сами себе установили. Работать так, как сами считаем нужным. В наших реабилитационных проектах задействован не только человек с инвалидностью, но и вся семья, его близкие, друзья, подруги и Т.Д. Это делается для того, чтобы они видели результат, успех, чтобы сами были в этом заинтересованы. В 2021-ом году у нас был первый проект, который поддержал фонд президентских грантов. Это был семейный инклюзивный клуб «Не за бортом». Название этого проекта говорила о том, что мы привлекаем к участию всю семью. Потом пошли дальше, стали вовлекать в это и близких людей человека, который реабилитируется.

Влад: Какова конечная цель реабилитации? В какой момент лично вы понимаете, что человек готов к нормальной жизни?

Дмитрий: Есть два момента. Во-первых, человек становится самостоятельным, начинает сам решать свои проблемы, ставить перед собой задачи, вести активный образ жизни. Во-вторых, ты видишь, что человек готов, когда он сам начинает помогать другим. Эти два фактора говорят о том, что человек полностью прошёл курс, вернувшись к жизни. В моей практике были примеры, когда человек приходил с целью чему-то научится, потом сам создавал какие-нибудь активности, а позже уже вовлекал и других.

Влад: Государство вас поддерживает или это частная инициатива?

Дмитрий: Государство просто так никого не поддерживает. У нас есть наша инициатива, которую заметили, поняли, что она работоспособна и даёт результат, после этого нам начали помогать. Мы уже много времени принимаем участия в различных грантовых конкурсах. Конечно можно проводить некоторые мероприятия и без грантов, чем мы и занимаемся, но государственная помощь не менее важна. Когда ты что-то делаешь сам, масштаб слишком мал. Мы ограниченны в наших ресурсах, но, когда к нам человек приходит, мы никогда ему не отказываем. Даже если у нас нет места, мы всё равно его возьмём. Случалось так, что количество людей на наших мероприятиях в несколько раз превышало заявленное.

Влад: Кто из тех людей, с которыми ты работал в качестве психолога-реабилитолога тебе запомнился больше всего?

Дмитрий: Как правило, запоминаются те люди, благодаря которым ты можешь видеть результат своей работы. Результат может проявиться через какое-то время. Иногда думаешь, что твои усилия потрачены впустую, позже смотришь, а у человека всё хорошо, он пошёл вверх. Такие ситуации радуют меня больше всего. Некоторые из тех, кому помог, позже писали мне, благодарили за поддержку, пример. Человеку всегда нужен пример, нужно показать, что то, что он считал невозможным возможно. В моём случае, так произошло с дайвингом.

Влад: В какой момент и почему дайвинг стал вам интересен?

Дмитрий: Мне всегда были интересны мероприятия связанные с активностью. В своё время мы организовали марафон «Возможности без границ», который проводили ежегодно для колясочников. Мы устраивали различные туристические выезды на природу, ездили в театр и много чего ещё. Я всегда искал для себя что-то новое и тут мне написал Дмитрий Князев, спросив не хочу ли я попробовать себя в дайвинге. Я ответил, что плавать не умею, на что мне сказали, что в дайвинге плавать не нужно. Решил попробовать. Моя жизненная позиция заключается в том, что я никогда не отказываюсь от предложенных мне возможностей. Я попробовал дайвинг, мне понравилось, понял, что это моё. Меня увлекло ощущение человека под водой. Для нас эта чужая, необычная стихия, в которой мы все ограничены, включая людей с руками и ногами. У меня был определённый страх, но через это проходят все, ведь если взять нашу психику, для нас чуждо находиться под водой и при этом дышать. Когда я впервые погрузился под воду, понял, что не могу вдохнуть в регулятор. Организм просто задерживал дыхание. Позже я научился и вдыхать, и погружаться, и многим вещам, необходимым в этом случаи. На первом этапе обучения за меня многое делал инструктор. Когда нужно было продуваться, зажимали нос, потом контролировали жилет. Когда ты в нём опускаешься, нужно стравливать воздух, достигнув определённой глубины нужно чуть-чуть его подкачать, чтобы не упасть. Всё это за меня делал инструктор. Тогда я мог лишь плавать и слегка выдувать воду из маски, если она там оказалась. Позже началась доработка оборудования, чтобы я сам мог делать все эти вещи. Для жилета сделали специальный рычаг, вопрос выравнивания давления решили с помощью полной лицевой маски и Т.Д. Но всё это не происходило в один день, нужно было время. В процессе обучения каждый этап мы решали по-своему. Сейчас в дайвинге я автономен на семьдесят процентов.

Влад: На какую глубину приходилось погружаться одному?

Дмитрий: Я всегда ухожу автономно, но какая-то помощь мне, периодически, нужна. Мой рекорд в погружении на сорок метров заключался в том, что я должен был самостоятельно погрузиться на эту глубину и подняться наверх без помощи инструктора. Для того времени это был мощный прорыв, сейчас же я могу делать это на обычном дайве почти без тренировок.

Влад: Сколько прошло времени от начала занятий до установления тобой мирового рекорда?

Дмитрий: Меньше года. Я начал заниматься в июне 2017-го, прошёл обучение, получил сертификацию. Мне хотелось делать что-то интересное, хотелось развивать дайвинг для людей с инвалидностью. Лично мне дайвинг понравился, как некий реабилитационный инструмент. В какой-то момент Игорь Князев предложил мне поставить рекорд. Тогда для меня это было абстракцией, просто поговорили и всё. Мне хотелось понырять в море. Тогда с моей женой мы ездили отдыхать в Турцию. Погрузились на шесть метров, покормили рыбок, посмотрели что такое море. Нам понравилось, мы собрались и через два месяца поехали нырять в Хургаду. Тогда и был придуман этот самый рычаг дл жилета «механизм с ложкой». Когда мы его изобрели, стало понятно, что я смогу поставить рекорд. После возвращения началась подготовка. Это дорогое удовольствие. Нужно было собрать деньги, чтобы была своя лодка, оборудование, команда. Слава богу, у нас всё получилось. Рекорд был зафиксирован тремя судьями из разных стран. Позже это достижение внесли во французскую книгу рекордов.

Уже через пару месяцев я поставил новый российский рекорд, погрузившись на тридцать метров. Можно было и на сорок, но российский рекорд, несмотря на меньшее погружение, дался мне тяжелее. Были более суровые условия: холодная вода, проблемы с развесовкой, за день до установления у меня ничего не получалось. На последнем дайве мы решили вернутся к тем стандартам, с которыми я работал и у меня всё получилось.

Влад: Так вышло, что твоя история, пример того, как ты живёшь - всё это включено в школьную программу. По сути, ты являешься наглядным примером для молодёжи.

Дмитрий: Для меня это было полной неожиданностью. У меня есть друг, который так же является инвалидом и участвует с нами в различных мероприятиях. Его дочь так же его везде сопровождает. Она его напарница и в дайвинге, и на катамаране. На тот момент она заканчивала девятый класс и писала про меня сочинение. Именно она мне и сообщила, что в нашей школе про тебя пишут. Я не придал этому особого значения. Позже мне сообщили об этом ещё несколько людей,  и я подумал: ведь хорошо, что у них сейчас такой пример появился. Не зарубежный, а наш. Как мне кажется, для них это будет вдохновляющим.

Влад:  Если бы можно было  избежать того, что случилось 2 марта 1999г, Вы бы согласились? Ведь отчасти, благодаря той трагической ситуации, что случилась тогда, именно сейчас есть такие рекорды и известность. Через преодоление, но это есть.

Дмитрий: История не терпит сослагательного наклонения. Все что уже произошло и случилось, мы не можем изменить. Часто люди долго  страдают, думая о том, что все могло быть иначе – по-другому.  В моем понимании: для проработки травмы, нужно понять, что мы не можем изменить данный факт. Это понимание первостепенно. До определенного жизненного этапа -  2 марта было «яркой датой» моей травматизации. Для меня это было важно. Но, когда я вернулся к активной интересной жизни, я перепутал дату – так случилось! Я решил, что все это случилось 3, а не 2 марта. Мне стало очевидно и абсолютно ясно, это число для меня потеряло свою остроту.